Как добывают бортевой мёд
или мёд диких пчёл

Пожалуй, сложно найти человека, который никогда не пробовал бы меда. Данный продукт ныне не в новинку: покупай, если пожелаешь, на рынке, используй предложение магазина.

У меда разные цены, разное качество. Хотя нередко продавец рассказывает о его (меда) уникальных свойствах, «собранных» то ли с липы, то ли с малины или же Бог весть с каких иных растений. К сожалению, нередко доводится сталкиваться с обычным фальсификатом. Ну, а если мед по-настоящему уникальный? Возможно ли такое в наше время? Безусловно. И ЭТО – на совести пасечника, в прямой зависимости от его грамотности и ответственности, от тех медоносов, которые в зоне «работы» пчелиной семьи.

Как правило, у толковых пчеловодов родословная занятия имеет глубокие семейственные корни. И знания, как содержать пчел, имея толк в виде сладкой продукции, идут не только от родителей, но и от дедов с прадедами.
А теперь небольшие пояснения исторического характера. Слова «борть», «бортник», «мед» упоминаются при оговаривании хозяйственной деятельности практически во всех известных правовых памятниках восточного славянства.
В Статуте Великого княжества Литовского 1529 года, по которому некогда жила территория современной Беларуси, строки о праве бортника держать пчел в пуще как великокняжеской, так и княжеской, панской и т. д. И никто не имел право посягать на данную борть. А бортникам «… разрешается брать лыко на изготовление лезива или кору для лазбен и на другие нужды, которые имеют бортники в своем занятии, сколько им потребуется и сколько может на себе унести, а не вывозить возом, может из чьей-либо пущи взять, где его борти…» И даже если у владельца пущи появилась необходимость ее, свою частную собственность, раскорчевать, то и в данном случае он, владелец, лишался возможности причинить хоть какой-то вред бортям и бортному дереву. Получалось, бортник в своём праве владеть бортями, стоял даже… выше самого великого князя – первого лица государства.
Остается добавить: бортника, как правило, не касалось наказание в виде лишения жизни. Ибо считалось: он на тяжелое преступление просто не способен.

Досматривая и собирая мед, Владимир Ефимович учил сына наблюдательности. Указывал: борть ставится в лощинке, где пчеле легче попить воды. Сам влезал на дерево, сыну же оставалось подавать и принимать ведерко с душистыми сотами.
Вспоминает Петр Владимирович, как, попив водицы с тогдашне-лесных лощинок, можно было не бояться заболеть никакой желудочной заразой.
Спрашиваю: «Школу-то оканчивали в Заречье?»
– Выпускной класс – в Речицкой СШ № 9, – слышу в ответ. А еще признание: учился вместе с будущей женой. Елена Владимировна, получив диплом института народного хозяйства и специальность бухгалтера, работала и в Речице, и в воинской части.
После школы у Петра Владимировича – армейская служба (десантные войска; группа Советских войск в Германии).
После увольнения в запас работал, как некогда отец, в «Гомель-30», являясь связистом в звании прапорщика (окончил Минский техникум электросвязи).
Расформирование воинской части случилось на пике развала СССР.
У Петра Владимировича 20 лет выслуги. Следовательно, имелось право выхода на пенсию. Однако безоговорочно «заслуженный отдых» получил после 60-ти, успев лет пять поработать на Речицком маслозаводе да столько же в воинской части (в сторону Хойников).

И как же сын Владимир? Оправдал ли надежды старика отца?
Крынки, так уж пришлось, покинул и он, став жителем Заречья, после того, как там начала обустраиваться ракетная часть «Гомель-30». Был слесарем, жена, Татьяна Васильевна, – прачка.
– Во время переезда я ходил в третий класс, – вспоминает Петр Владимирович, один из сыновей Владимира Ефимовича, – так что учился в «московской» школе. В Крынках же у нас оставались 5–6 ульев. Десятка три колод – в лесу.
Работа отца, как отмечалось выше, в Заречье, а часть души – в окрестностях Крынок, на лесных делянках с бортями. Поэтому брал лошадь, ставил на телегу ведра и уже с сыном Петром, моим собеседником, направлялся в сторону Крынок.
И надо было видеть расстройство, когда приходилось сталкиваться с человеческой недобросовестность. Ведь воровство меда всегда сопровождалось сбросом колод. А это – гибель всей пчелиной семьи.

И вот пенсия, а сидеть без дела не привык. Пригодилось занятие пчеловодством. Привлек к нему жену. «Производственная» база – несколько ульев рамочных, оставшиеся от отца. Плюс борти лесные. А еще, и это основное, увидел: к пчеловодству тянутся и сыновья. У Петра Владимировича и Елены Владимировны их двое: старший, Сергей, – инженер «Геосервиса», младший, Денис, окончил столичный университет, работает программистом.
У Сергея в столице квартира, женился. Всякий трудовой отпуск старается делить натрое с учетом необходимости помочь отцу в пчеловодстве.
– В пчелах он более продвинутый, нежели я, – отмечает Петр Владимирович, имея в виду сына Сергея. И это, пожалуй, так. Ведь сыновы статьи нередко появляются даже в журнале «Пчеловодство». Он, Сергей, постоянный участник пчеловодческих форумов, на которых и определяется качество меда.
И уж здесь-то само время сообщить: мед семьи Гвоздь в прошлом, 2017 году, был признан ЛУЧШИМ МЕДОМ Беларуси, взяв первенство и у продукта белорусского Полесья, где условия для развития пчеловодства намного предпочтительнее.
Доставив на форум 50 образцов меда, как и требовалось, семья Гвоздь с нетерпением и надеждой ожидала решения строгого жюри, члены которого хозяина продукции не знают. Следовательно, их решение абсолютно компетентно и объективно. И оно оказалось коллективно-единодушным: Диплом, подтверждающий качество бортевого меда семьи Гвоздь, должен отправиться в Речицу. Сообщение о победе – в журнале «Пчеловод».
Петр Владимирович и Елена Владимировна живут по улице 40 лет Октября. Дом построен на сотках ее матери. На участке – плодовые деревья и теплицы.
В Крынках же и бортничество, и родные могилы Петра Владимировича – деда, бабки Марии, отца. Их он досматривает при искренне-серьезном понимании семейного долга.
Рабочих колод у главного героя данного материала – десять. Столько же – в «запасе». В их числе и те, о которых поведал один из сельчан, вспомнив, как некогда помогал еще Владимиру Ефимовичу, отцу Петра Владимировича, и ставить колоды, и собирать с них мед.

А есть ли в Крынках иные пчеловоды, у которых занятие пчеловодством по-настоящему серьезное? Да, такие имеются. Некоторые хозяева досматривают ульев 40–50 плюс пчелы лесные. Один из них – Леонид Григорьевич Коцур, мать которого помнит еще и пасечника Ефима (дед П. Гвоздя).
В числе крынковских пчеловодов – Андрей Гвоздь, родня Петра Владимировича. Имел и улья, и колоды. Беда отняла ноги, так что пчел оставил сыну Петру (инженеру речицкого автопарка).
Конечно же, даже человеку малосведущему легко понять: бортничество – пчеловодство особой сложности. Ведь даже решение вопроса, как на дерево поставить колоду, требует немалых усилий и сноровки. Точно так же сложно взять то, что пчелы готовы отдать хозяину. А это от 5 до 15 килограммов. Забирая, требуется оставить пчелиной семье не только на день сегодняшний, но и для проживания зимой.
Повествуя о частных колодах, Петр Владимирович отмечает: его лесная семья-рекордсмен как-то позволила взять 18 килограммов продукта. А вот пчелиная семья улья обычно-пасечного может собрать за сезон, будь взяток благополучно высок, и килограммов пятьдесят, если не больше.
Но если занятие бортничеством столь тяжело, каков коммерческий смысл от данного промысла? Вроде бы никакого. А если принять во внимание, что среди нас немало готовых платить цену именно достойную, соответствующую затратам и качеству продукта? Ибо мед бортный – продукт экологически чистый, полученный без всякой «химии», применения антибиотиков, внедрения в борть даже, казалось бы, безобидного воска (можно приобрести в специализированном магазине, но болезнь, как считается, может проявиться и через него).
А как же пчелиные хвори и их лечение, о которых писано-переписано? Да, они есть. Но, в большей части, у пчел пасечных. У бортевых несколько иначе. Ведь их иммунитет слаживается в естественных условиях путем создания в колоде особого микроклимата, когда пчелиная семья может регулировать и температуру, и содержание углекислого газа, что позволяет уничтожить и вредителя-клеща.
…Год назад на встречу с потомным бортником П. Гвоздем в Речицу наведался столичный журналист Сергей Лескеть и уже вместе с Петром Владимировичем посетили Крынки, где гость увидел целый бортный лес. Материал Лескета «200-летние колоды в лесу под Речицей. Бортевой мед с многовековой историей» нашел место во многих публикациях Беларуси, в том числе и на странице «Дняпроўца».
Ссылаясь на Ивана Осипова, энтузиаста возрождения бортевой традиции, Сергей Лескеть говорит о 190 бортниках, во владениях которых до 1 800 колод, указывает на попытку возрождения древнего промысла в соседней Польше при условии, что пчеловодам соседней страны приходится перенимать опыт белорусов. Но…
Если Беларусь способна показывать пример и соседям, то самый раз всемерно упрочивать свои отечественные традиции, помогая таким, как речичанин П. Гвоздь, как остальные бортники деревни Крынки, где дикий мед в руках не только пчеловодов опытно-здравствующий, но и их детей, внуков.
Вопрос: как это делать в условиях борьбы с жуком-короедом, когда приходится пилить и сосны великаны? Да хотя бы предупреждением хозяев бортей. И, конечно же, при малейшей возможности бортей не трогать.
Глядишь, Речица посредством дикого меда Крынок, в котором доля и речицкой семьи Гвоздь, станет одним из знаковых мест Белорусского бортничества – одной из ветвей хозяйственной деятельности, корни которой в нашем глубоко-древнем прошло